Каждый из нас, конечно, ожидает смерть в тех категориях, которые ему свойственны. Но не надо создавать ложных категорий. А именно: наша встреча со Христом - это встреча с нашим Спасителем. Встреча наша с Богом - это встреча с любовью неизмеримой. Это мы должны помнить. И мне кажется, что Страшный суд заключается в том, что ты встанешь перед лицом совершенной любви и увидишь, как мало ее в тебе, и ужаснешься. Но это не значит, что тут же начинается мучение. Может быть, я еретик, вы можете меня сжечь, раньше чем я уйду отсюда, но мне представляется, что Бог нас встретит с жалостью о том, что мы целую жизнь прожили - и так бесплодно прожили, и так испортили ее для себя, не говоря о других; и Его реакция на нас - жалость и сострадание. Когда я читаю, например, притчу об овцах и козлищах, меня поражает не то, что козлища пойдут на левую сторону, овцы на правую, а меня поражают критерии, которые Христос дает о спасении и погибели. Критерии все сводятся к одному: был ты человечным или нет? Накормил голодного? Одел холодного? Дал кров бездомному? Посетил больного? Не постыдился ли признать, что твой друг в тюрьме? и т.д. Не говорится ни одного слова о том, как ты верил, как ты молился, был ли ты благочестивым или нет, потому что вопрос стоит так: если ты не был человеком, твое человечество не может быть обожено. Если ты был человеком, ты можешь стать причастником Божественной природы (2 Пет. 1, 4). И мне кажется, что это глубоко утешительно не в каком-то поверхностном смысле.
Антониј Сурожески:
Секој од нас, се разбира, ја очекува смртта во оние категории кои му се својствени. Но не треба да се создаваат лажни категории. Всушност: нашата средба со Христа – тоа е средба со нашиот Спасител. Нашата средба со Бога – тоа е средба со бескрајна љубов. Тоа треба да го помниме. И ми се чини, дека Страшниот суд се содржи во тоа, што ти ќе застанеш пред лицето на совршената љубов и ќе увидиш, колку малку ја имаш во себе, и ќе се ужаснеш. Но тоа не значи, дека тука започнува мачењето. Можеби јас сум еретик, вие може да ме запалите, пред да си одам оттука, но ми се чини, дека Бог ќе не сретне со жал (тага) за тоа што цел живот сме го проживеале – и толку бесплодно сме го преживеале, и сме го расипале за себе, да не зборуваме за другите; и Неговата реакција на нас е – жалост (тага) и страдање. Кога ја читам, на пример, приказната за овците и козите, не ме поразува тоа што козите ќе појдат на левата страна, овците на десната, а ме поразува критериумот, кој Христос го дава за спасението и гибелта. Критериумот се сведува на едно: си бил ли човечен или не? Си го нахранил ли гладниот? Си го облекол голиот? Си му дал покрив на бездомникот? Си го посетил болниот? Не си се посрамил да признаеш што твојот пријател е во затвор? итн. Не се говори ни еден збор за тоа како си верувал, како си се молел, си бил благочестив или не, затоа што прашањето е поставено вака: ако не си бил човек, твоето човештво не може да биде обожено. Ако си бил човек, може да станеш причесник на Божествената природа (2Пет. 1, 4). И ми се чини, дека тоа е длабоко утешително не во некоја површна смисла.
